Андрей Башкиров 8 сезонов отыграл в Америке, 6 — в Швейцарии, 4 — в России, а теперь думает, что делать дальше.
— Как вы начали играть в гольф?
— В Америке я жил в семье. Глава по выходным играл — ну и я с ним. А потом уже сам втянулся. Для меня это просто игра: вчера играл в хоккей, сегодня играю в гольф. Хотя принято считать, что это игра для богатых.
— Это не так?
— Люди больше денег проедают в ресторанах. Я уверяю вас.
— Но дорогая игра?
— Единственное, в чем она дорога, — времени много отнимает. Встал — надо дойти до конца. Я в Швейцарии в турнирах участвовал, но чемпионат России — первый для меня. До этого играл как турист — после сезона было интересно. А вот год назад начал играть регулярно. Каждый день у меня гольф. Игра очень непростая. Крепко меня затянула.
— Кто из российских хоккеистов увлекается?
— Кто за рубежом выступает — те играют, а кто в России — по-моему, нет. В Швейцарии тоже в свое время было: «Ой, да это американская игра, кому она нужна». А сейчас пол-Швейцарии играет. У меня рядом с домом поля.
— Мы обрадовались, когда нашли вас в списке участников чемпионата по гольфу. После окончания карьеры год о вас ничего не было слышно.
— Очень много вопросов появилось. Жизненных. Когда люди заканчивают карьеру спортсмена и не находят, чем им заняться, происходит деградация. Я закончил в 40 лет. И если ты в 40 лет так и не придумаешь, куда себя засунуть, то будет тяжело. Я пока заполнил эту пустоту гольфом.
— Вы готовились к окончанию карьеры?
— Когда играл, даже мыслей таких не было. Всегда казалось: что-то будет. Школу я пропустил, получается, полностью. Ни институтов, ни колледжей. Только спорт. Так оно и шло, пока 40 не стукнуло. Для меня очень важно найти то, что меня будет по-настоящему интересовать после хоккея.
— Тренером работать?
— Можно, но что-то я игроком в последние годы маленько наелся всего, что происходит вокруг. Но все равно можно.
— Чисто технический вопрос: вы заработали столько, что можете себе позволить сейчас ничего не делать?
— Нет, я просто дал себе какое-то время на отдых. У меня сейчас отпуск. Год. Может быть, два. А потом начну работать. Сейчас мне нужно время на то, чтобы отойти. По-другому посмотреть на жизнь, начать дышать.
— Многие еще во время карьеры игрока начинают бизнесом заниматься.
— А вы спросите у каждого — кому повезло в бизнесе, кому не повезло. Результаты опроса могут вас озадачить. Если есть хорошая идея, то ты можешь сделать. Через ошибки, через трудности, но это твоя идея. А если это чья-то идея, то ты приходишь просто как студент: вложил деньги и ждешь, когда все это пойдет. Так вот — дело может и не пойти. Советчиков-то много. «Давай вложим, давай вложим».
— Чем семья занимается?
— Старшая дочь пошла в университет, получила швейцарский паспорт. Младшая в школе учится. Но дома на русском говорим, это даже не обсуждается. Мы русские, где бы мы ни жили. Там у нас нет корней — и если мы про свои корни забудем, то это просто смешно будет.
— Вы гражданин Швейцарии?
— Нет. Надо 12 лет там прожить, а у меня этих лет пока 11.
— Трудно вам в Швейцарии?
— Я сам из Шелехова. Был там полтора года назад. Приехал — у меня за неделю первые седые волосы вылезли. Не шучу. Ничего не развивается. И я понимаю, что так и будет, что я ничего не смогу изменить. И я должен детей туда везти? Я бы поехал, если бы видел, что могу что-то сделать. Но не вижу. В спорт там не вкладывают ничего, завод, как я слышал, под угрозой закрытия. А завод кормит весь город. Тяжело там живется.
— Вы, кажется, служили в армии?
— Было.
— Почему вас не скрыли от нее?
— После интерната я уехал в Новосибирск. Поиграл там маленько — и наелся хоккеем. Уже тогда. Такой период был, что мне казалось — все, закончил. И было мне в тот момент 17 лет. В хоккей с мячом поиграл еще немножко, на финал Союза съездил. Потом меня мама в армию отправила. Ну, думаю, ладно — буду в спортроте. А спортроты для меня никакой не было. На общих основаниях служил.
— Кем были?
— Я водитель танка 3-го класса. За два года ездил на нем дважды. Остальные 700 дней просто за забором находился.
— Как вы оказались в Америке?
— Тогда как раз все уезжать начали. И Сережка Кривокрасов поехал — вот ему большое спасибо. Он поговорил с людьми, которые организовывали тренинг-кэмп. И за меня хорошее слово сказал, и за Сережку Бердникова. И мы поехали.
— Бердников, поиграв там два сезона, уехал; а вы почему остались?
— А мне особо не к чему было возвращаться.
— А там что у вас было?
— Жил я в семье у человека, у которого была своя траковая компания: фуры, грузоперевозки. Я ему немножко помогал: съездить разгрузить фуру иногда — это без проблем. Мне сильно помогли люди, у которых я жил. Я же первое время играл в лиге Восточного побережья, там много не заработаешь. И у меня с ними были очень хорошие отношения. Они ведь меня усыновили. Родителей у меня тогда уже не было. И они предложили сделать это все легально — чтобы у меня не было потом проблем, если я захочу остаться в Северной Америке.
— Когда последний раз с ними общались?
— Чуть меньше года назад. Вот то же самое: завтра, завтра, завтра. Блудный сын, короче.
— Сколько вы у них прожили?
— Шесть лет. Хозяин дома во Вьетнаме воевал, был ранен. По типу — как наш русский работяга. Хорошо с ним можно было поговорить. Я и английский выучил в разговорах, не по книжкам. На курсы не ходил — мне учеба тяжело дается. В школе мучился: ну не мое это. Не потому что дурак — просто не могу подолгу за учебниками сидеть. Мне на улицу, на тренировку надо. Сложно усидеть на месте. И я сейчас вижу, что кроме спорта есть другая сторона. Что надо правильно произносить слова. А я слова учу только в разговоре. Я не могу сесть и учить красивые и умные понятия. Что толку? Я их выучу, но не буду знать, когда их применять.
— Что дала вам Америка?
— Я стал профессионалом. У нас в России всех воспитывали так, что у 20 человек — одно я. А там нет такого. Ты сам себе хозяин. Тебя не пинают, не заставляют. И если ты сам себя не вытащишь, то никто не вытащит. Мерило для профессионала очень простое: ты либо деградируешь, либо прогрессируешь. А у нас заставляют тех, кто не хочет.
— А хотелось другого?
— Встает солнце, просыпаешься. В зал не хочется. Вот, думаешь, сходить сегодня пивка попить, а завтра в зал. Завтра настало — ну, может, послезавтра в зал? А потом в голове щелкнуло: так и год пройти может. Надо заставлять себя работать над собой. Потому что потом смотришь на результаты этой работы и понимаешь, что все это не зря. Все, что мешает твоему росту, надо убирать.
— Почему вы не закрепились в «Монреале»?
— С 1993-го года играл в ECHL, IHL, UHL, AHL, пока наконец в 1998-м не подписал двусторонний контракт с «Монреалем». Предсезонку прошел, в состав попал. И мне сломали челюсть: человек клюшкой нормально лицо разнес. Скобки поставили, пластины. Когда я жевать уже мог, место было занято. Но я доволен и тем, что оставил для себя какую-то отметку: был в НХЛ.
— В 30 матчах вы набрали всего три голевые передачи...
— Так это был третий-четвертый состав. По пять минут за матч в среднем. В 30 лет с двухсторонним контрактом очень трудно пробиться выше. Это только если кто-то травму получит.
— Нервировало, что мало зарабатываете?
— У меня никогда такого не было. Надо играть — и все будет. А если ты играешь внизу и думаешь: «Когда же деньги ко мне придут?» — там и останешься. Во всех заокеанских лигах, где я играл, кроме НХЛ, я попадал на матчи всех звезд. Неплохо, мне кажется.
— Вы повидали молодых российских хоккеистов — что можете о них сказать?
— Есть ребята, из которых может выйти толк. У них имеется для этого характер. А есть такие компьютерные хоккеисты, как я их называю. Они наиграются перед монитором, выходят на лед и пытаются повторить. Только тело не как в компьютере.
— А у кого тело было как в компьютере?
— У Игоря Уланова. На себя все шайбы ловил, с переломами играл. Для меня он — железный человек. Еще вот какой случай помню. Был у нас парень в команде — Трент МакКлири. Я помню, мы играли — он лег под шайбу и она ему в горло попала. Со щелчка. Вы представляете, что это такое?
— С трудом.
— Вот. Его потом «скорая» откачивала, но первое, что он сделал: встал и сам пошел в раздевалку. Там балетных хоккеистов нет.
— Нам Уланов весело так травил жуткие истории, как играл с травмами. А вам доводилось?
— Ну как. Я не сравниваю себя с Игорем, потому что он играл действительно с серьезными травмами.
— А вы — с несерьезными?
— Трещинки всякие — это травмы? Для кого как, правильно? Я вот с ними играл. Потому что если у тебя травма, но ты можешь выйти на лед, то лучше выйти. Потому что там это все запоминается и учитывается. Нельзя быть постоянно больным.
— Вы все время играли в силовой, трудовой хоккей.
— Да, я такой — не эффектный хоккеист. Даже в гольфе сейчас: люди пытаются набивать мячи клюшкой для гольфа, а я и не пытаюсь. Руки у меня не те. Скорость — вот это мое. Я таких голов, как Овечкин, не забивал, я же не волшебник. У меня были красивые проходы. Просто за счет движения: бум, бум, бум — всех проскочил, уже чужие ворота передо мной. У меня был рабоче-крестьянский стиль хоккея.
— Приметы у вас были?
— Системы примет не было. Иной раз просто скажешь кому-то: «Плюнь мне на клюшку». Он плюнет, ты забьешь: «Так, завтра два раза плюнешь». И так пока не прекратишь забивать. Но для меня это было не основное. Главное в спорте — физическая форма. Если ты в кондиции, то все нормально. А если быстро устаешь — это влияет на все подряд.
— Сборы вас в России бесили?
— Да нет. Я же знал, что мне надо. Человек растет именно тогда, когда знает, что ему надо. Когда его заставляют, и он не понимает, зачем он это делает — эффекта ноль. Вообще-то с нашими сборами люди должны быть накачанными, сильными. А они все как легкоатлеты. За океаном решает масса, сила. А у нас — бегуны на льду и техника, которую не убьешь. Массы нет. Не то чтобы только масса нужна, но и без нее плохо.
— Почему вы в России не задерживались ни в одном клубе дольше сезона?
— Не хочу на эту тему особо распространяться. Было недопонимание. Здесь мне немножко тяжело было. Я привык к другой работе. Сделал — ушел, сделал — ушел.
— А тут был контроль?
— Ну сложно, да. Зачем вообще человека контролировать? Дал ему задание — пусть делает. Не сможет — пусть ищет себе другую работу.
— У вас самый яркий сезон в России был в ХК МВД, вы там лучшим бомбардиром стали. А потом ушли — из-за того, что Хомутов ушел?
— Да, так получилось. Вот Хомутов, кстати, по-европейски относился. На доверии все было. Только так можно увидеть человека — когда доверяешь ему, даешь свободу. Тут-то он и покажет себя. А загнать человека всегда можно.
— Гольф вас сейчас загоняет?
— Нагрузка там совершенно другая. Съедает тебя медленно.
— Хоть раз попадали в лунку первым ударом?
— Нет. Это очень дорого.
— Почему?
— Ну, шампанское ведь. Традиция такая — надо всем выставить. Так что, можно крепко на деньги влететь.
Источник: "Горячий лёд"
Добавить комментарий